В мотиве снов о затоптанном и вновь произрастающем кукурузном поле, а также о пшенице и ячмене, которые символизируют мёртвого бога Осириса, мы видели смерть растений, которая часто появляется в качестве образа человеческой смерти и в то же время образа воскресения. Находившемуся на краю смерти пациенту Эдингера снилось следующее:

Я один в большом и ухоженном саду, какие можно найти в Европе. Почва этого сада представляет собой необычный тип многовекового дёрна. Там есть большая живая изгородь из самшита, и всё полностью упорядочено. Вдалеке я замечаю движение. Сначала мне кажется, что это огромная травяная лягушка. Но как только я подхожу ближе, я вижу, что на самом деле это зелёный травяной мужчина, созданный из травы. Он танцует. Его танец выглядит очень красиво, и, глядя на него, я  вспоминаю роман Гудзона «Зелёные дворцы». [1]Это зрелище дарит мне переживание блаженства, хотя, в действительности, я не понимаю того, что происходит. [2]

Этот зелёный человек, как и египетский Осирис, представляет собой произрастающий дух. Лягушка, за которую сновидец сначала принял зелёного человека, напоминает нам египетскую лягушку, королеву Хекет, которая символизирует воскресение и часто изображается сидящей на голове мумии. В Средние века зелёный цвет считался цветом Святого Духа, жизни, продолжения рода и воскресения. [3] В некотором смысле, это цвет духа жизни или души мира, пронизывающей всё сущее. Касаемо танцующего травяного человека из этого сна, Дж. Г. Фрейзер [4] и В. Маннхард [5] сообщают нам о многочисленных европейских обычаях, согласно которым в весеннее время или во время празднования Троицы принято символически «убивать» полностью покрытого травой или листьями молодого мальчика путём погружения его в воду или иными способами, после чего он вновь воскресает. Его называют «Король мая», «Зелёный Джордж» и т.д. Данное действие представляет собой магический ритуал, направленный на то, чтобы защититься от предстоящей зимы и обеспечить в следующем году хороший урожай и рождаемость. Иногда вместо этого «Шута Троицы» выступает богато украшенное срубленное дерево. [6]

Иногда такое погружение в воду также интерпретируется, как «игра со смертью». [7] Что бы ни означала эта мифическая фигура, она имеет отношение как к смерти, так и к цветению продолжающейся жизни. Сон американца о танцующем зелёном человеке также может представлять Девственного Короля, образ самого начала жизни и смерти, который символизируется растительностью. Наряду с символами травы и зерна, в качестве символа таинственной связи между жизнью и смертью часто появляется древо. Так, например, вышеупомянутый символ древа, состоящий из видимого и невидимого мирового огня (энергии мира) перекликается с идеей единства жизни и смерти Симона Магнуса; однако в учении манихеев этот символ был разделён на древо жизни и смерти в соответствии с их дуалистической картиной мира. Посаженное уродливым и разлагающимся демоном желания древо символизировало материю и зло; однако позже оно начало восприниматься как гнозис и мудрость, т.е. стало Древом Познания, фрукт которого открыл Адаму глаза. В будущем древо смерти будет срублено Искупителем, а вместо него будет посажено и выращено древо блага. По описанию манихеев, это древо света также состоит из драгоценных камней. [8]

Последний сон из описанной Джейн Уилрайт серии впечатляющих сновидений умирающей от рака молодой женщины выглядит следующим образом: «Я была средней пальмой среди трёх деревьев. Должно было произойти землетрясение, которое грозило уничтожить всякую жизнь, и я не хотела такой смерти». [9] Согласно комментарию Уилрайт, древо, помимо прочих символических значений, представляет собой символ матери. Поэтому в данном случае оно указывает на возвращение к «матери-природе». Юнг написал комментарий к германской легенде, согласно которой человек изначально вышел из древа и, в конечном счёте, вновь в нём исчезнет. [10] Сознательный мир отступает перед миром растительности. Древо представляет собой бессознательную жизнь, которая постоянно обновляется и вечно продолжает существовать даже после того, как заканчивается существование человеческого сознания.

Умирающему семидесятилетнему мужчине приснился следующий сон:

На высоком крутом утёсе я вижу старое и корявое дерево. Его корни наполовину погружены в землю, остальная их часть уходит в воздушную пустоту. … Затем оно отрывается от земли, теряет опору и падает. У меня замирает сердце. Но потом происходит нечто чудесное: вместо того, чтобы падать, дерево начинает плыть. Где? В море? Я не знаю. [11]

Несомненно, в этом сне древо также символизирует образ продолжения жизни. Последний сон другого человека, увиденный им за несколько дней до смерти:

Я нахожусь в жидком воздухе голубого неба, которое по форме напоминает яйцо, и чувствую, что падаю в эту синеву Вселенной. Но на самом деле это не так. Меня поймало и несёт синее полотно, я держусь на хлопьях. Я падаю во Вселенную и хочу дальше погружаться в неё. При этом я не теряю равновесие, держусь за полотно и за людей, которые разговаривают со мной. Меня окружают маленькие лоскутки полотна. Красные капли начинают стекать с лестницы и превращаются в Рождественскую ёлку. [12]

Символика космической синевы и жидкого воздуха будет обсуждаться далее. В первую очередь, здесь важно обратить внимание на Рождественскую ёлку, которая представляется умирающему человеку как запредельная цель жизни. В «Философском древе» [13] Юнг указывает на то, что в алхимической традиции древо также считается символом алхимического опуса. C психологической точки зрения оно символизирует процесс индивидуации, т.е. непрерывного внутреннего развития, которое стремится к большей сознательности и сопровождается вновь и вновь возникающими вспышками света. Такое древо также присутствует в небесном Иерусалиме, описанном в Книге Откровения: «… в середине улицы… стояло древо жизни с двенадцатью видами фруктов… листья этого древа служили исцелению народов». (Откр. 22:2) В исламском раю также существуют многочисленные деревья из драгоценных камней; из них наиболее часто упоминается Тульское древо.

Корни этих деревьев состоят из перламутра, а листья – из шёлка и парчи. …  В этом саду не существует ни единого места и дерева, которое не находилось бы в тени кроны Тульского древа. Его фрукты редки и очень желанны в нашем мире, потому что их в нём нет. Корни этого древа уходят в небеса, а его свет проникает в каждый уголок мира. [14]

Здесь мы сталкиваемся с перевёрнутым древом; из его кроны благочестивые получают свои шикарные одеяния. Их можно сравнить с маленькими синими лоскутками из описанного выше сна, которые защищают сновидца от дезинтеграции. Юнг пишет об этом перевёрнутом древе следующее:

В символе древа алхимики видели единство противоположностей, поэтому неудивительно, что современный человек, который больше не чувствует наш мир своим домом и не укоренён ни в прошлом, ни в будущем, вынужден бессознательно возвращаться к символу космического древа, корни которого прорастают как в наш земной, так и в небесный мир. В этом контексте древо также символизирует человека. В истории это древо описывается как символ пути самой жизни, произрастающей из вечного и неизменного, а также как символ вечного присутствия, благодаря которому становится возможным единство противоположностей. Видимо, только через опыт переживания символической реальности человек может найти своё «подлинное существование» и создать на его основе свою философию, т.е. может вернуться обратно в мир, более не будучи в нём чужим. [15]

По всей видимости, сон сообщает сновидцу о том, что в потустороннем мире его развитие не остановится, и он будет продолжать расти к более высокой степени осознанности.

Символизм растительности также появляется в посвящённом Клеопатре трактате Комариоса, одном из самых древних текстов греко-египетской алхимии, датировка которого восходит к первому веку. В данном тексте высказывается интересное предположение о существовании циклического процесса, через прохождение которого формируется «философский камень» или золото. Данный цикл изображается в форме мандалы, состоящей из чередующихся четырёх цветов и стадий (см. Рис. 5) [16]. После приведения данной схемы в тексте говорится:

Изучайте природу растений и тот источник, из которого они возникают. Некоторые из них произрастают из горной земли, другие поднимаются из пещер и равнин. Ищите подход к ним. В нужный момент вам необходимо будет собрать их и взять себе. Соберите их с морских островов и высоких равнин. Наблюдайте за тем, как они обдуваются ветром, как пшеница окружает и защищает их, благодаря чему они не повреждаются и не разрушаются. Изучайте питающую их божественную воду и то, как воздух выталкивает их вверх после того, как они превращаются в единую субстанцию. [17]

Здесь изображены четыре основных этапа алхимического процесса: melanosis (почернение), leukosis (побеление), xanthosis (пожелтение) и iosis (покраснение), а также четыре его операции: 1) taricheia (мумификация и очищение), 2) chrysopoiesis (изготовление золота с помощью огня), 3) разделение и дальнейшее соединение белого и жёлтого; 4) sepsis (вторичное разрушение, в конце которого появляется золото). Эти четыре операции тесно связаны с четырьмя фазами цвета.

Перед тем, как перейти к продолжению данного текста, я хотела бы пояснить, что упоминаемые в нём растения соответствовали определённым рудам и металлам. [18] По-видимому, эти два типа описания одного и того же явления различаются только тем, что металлы более «сухие», а растения – более «влажные». [19] И руды, и растения можно найти в горах и пещерах. Руды можно рассматривать как «цветения» земли. Земля, воздух и вода «служат» им и «пшеница заботливо защищает их». Произрастающие в исламском раю деревья из драгоценных камней очень хорошо ложатся на эти алхимические взаимосвязи.

Но вернёмся к тексту. После небольшого отступления Комариос говорит Клеопатре:

Расскажите нам о том, как самое высокое нисходит до самого низкого и как самое низкое восходит до самого высокого, о том, как в середине сближаются верхнее и нижнее, становясь единым в среднем, а также о том, из каких элементов они состоят. Расскажите, как благословенные воды стекают к мёртвым, которые связаны и угнетены мрачностью и тьмой глубин Аида. И как поддерживающий жизнь элемент достигает и пробуждает их, в результате чего они оживают вновь. И как новые (свежие) воды текут к изголовьям могил, возрождают их, оборачиваясь светом и возносясь вверх с облаком. Облако, несущее эти воды, поднимается из моря. Адепты радуются, когда им открывается это видение. [20]

Клеопатра отвечает:

 Проникающие к телам воды возрождают их и укрепляют силу обусловленного и ослабшего духа (pneumata). Ибо они пострадали от горя обновления и были спрятаны в царствие Аида. Через некоторое время они начинают расти и возрождаться одетыми в великолепные, яркие одежды, похожие на весенние цветы. Весна радуется и упивается красотой своих одежд. [21]

Я бы хотела остановиться на этом фрагменте текста и рассмотреть его психологический смысл. Очевидно, здесь мы имеем дело с растительными метафорами. «Руды» цветут как произрастающие из земли растения, затем умирают, лежат сокрытыми под землёй и омываются свежей водой, после чего они пробуждаются к цветению жизни и ослепительной красоте новой весны.  

Позже он говорит, что перед возрождением эти растения сначала подвергаются огню. Этот образ выражен в форме символа растений, которые срубаются человеком или высушиваются солнцем, а затем всегда вырастают вновь и продолжают жить. В Вимала Сутре тело человека сравнивается с раскатистым, цветущим и укоренённым деревом. Осенью отмирает его ствол, но прочная корневая система (корневище) остаётся в земле и даёт новые ростки. В соответствии с буддийской точкой зрения, этот опыт должен быть прерван. Для наглядного объяснения этой мысли в буддизме часто используется образ редиски: человек тянет её корень и ростки, символически отрываясь от круговорота перерождений. [22] Однако в контексте культур, которые положительно относятся к продолжению жизни, образы растений, скорее, следует понимать как обещание дальнейшего существования.

Частое появление в снах близких к смерти людей скошенной зерновой или сорной травы и срубленных деревьев указывает на конец жизни. Мой пятидесятидвухлетний анализанд был болен раком мочевого пузыря и ожидал смертельно опасной операции. Естественно, он крайне тревожился по поводу её исхода. Ему снилось, что к нему приехала «скорая», чтобы забрать его в больницу. (На самом деле он ещё чувствовал себя достаточно хорошо для того чтобы вызвать такси.) В его сне водитель «скорой» помощи вышел из машины и открыл заднюю дверь, за которой лежал белый гроб. После операции пациент на короткое время был выписан из больницы. В связи с возникшими у него метастазами он был вынужден вернуться вновь. Вскоре после этого он умер. Я привожу здесь этот жестокий сон для того, чтобы позже сопоставить его с обнадёживающим сновидением того же самого человека. 

Как было упомянуто выше, люди часто критикуют приводимые мной обнадёживающие сновидения на том основании, что они кажутся всего лишь воплощением человеческих желаний. Однако бессознательное обычно достаточно резко сообщает людям об ожидающей их смерти, как это было показано на примере сна о мёртвой лошади или сна о белом гробу. Посредством последнего сна анализируемый мной пациент был предупреждён о вероятности приближающейся смерти, а вскоре после этого он увидел во сне следующее:

Он пробирался через чащу зимнего леса. Было холодно и туманно. Он дрожал от холода. Вдалеке он время от времени слышал заунывный звук бензопилы и треск падающих деревьев. Внезапно сновидец оказался на более высоком уровне леса. Стояла летняя погода, светило солнце, земля была покрыта зелёным мхом. Давно умерший отец сновидца подошёл к нему и сказал: «Как видишь, здесь тоже есть лес. Ты можешь больше не беспокоиться о том, что происходит внизу (то есть о том, что на более низком уровне леса вырубают деревья)».

Вырубаемые деревья, вероятно, символизируют серьёзное хирургическое вмешательство, которое ожидало сновидца и могло нанести ему серьёзный вред или вовсе разрушить его жизнь (в данном контексте бензопила вырубает символизирующие жизнь деревья). Дровосек символизирует смерть. В изобразительном искусстве он часто предстаёт в образе жнеца с косой. Данный мотив восходит к изображениям дохристианского бога Сатурна, на которых часто встречается бог урожая с серпом. Зачастую смерть является «срубающей» или «отрезающей». Как говорил Юнг, смерть всегда представляет собой жестокое событие, «и оно жестоко не только физически, но и психологически: умирающий человек покидает нас, уходя в ледяное безмолвие смерти». [23]

Однако этот сон продолжается на «более высоком уровне», где есть другая жизнь или, выражаясь образами данного сновидения, ещё один лес. В этом лесу мёртвые продолжают жить, на что указывает появление в этом сне давно умершего отца сновидца. Он пребывает в счастливом настроении и хорошем самочувствии, словно он встретил «новую весну», описанную в тексте Комариоса. Умерший отец советует сновидцу больше не беспокоиться о том, что происходит «там, внизу». Очевидно, бессознательное хочет отделить психику сновидца от физически переживаемой им терминальной стадии рака. В действительности, этот несчастный человек очень мужественно прошёл через болезненный и грустный конец. «Более высокий уровень» второго леса может указывать на некое возвышение и повышение интенсивности психической энергии. Это явление будет обсуждаться мной позже. Переход от разрушающегося леса в возрождённый лес характеризуется типичной для сновидений смутностью и отсутствием подробного описания. Однако древний алхимический трактат Комариоса описывает его более точно через образы страдающих в темноте подземного мира «тел» и «духов», которые затем просыпаются и возвращаются к жизни посредством соприкосновения с живой водой. После этого они воскресают как весенние цветы.

Анри Корбен [24] показал, что идея символизирующих прима-материю цветов встречается в религиозной концепции мира персов в качестве основного материала, повествующего о процессе воскресения. [25] Согласно персидским представлениям о Запредельном, каждый ангел и каждая божественная сила обладает своим собственным, особым цветком. Цветком бога Вохумана является белый жасмин, Шахривара – базилик, Даэны, божественной анимы мужчин, - роза со ста лепестками. [26]

Человек медитирует на эти цветы для того, чтобы накопить их энергию, которая затем способствует появлению ангела или сверкающей божественной силы во внутреннем поле зрения практика. Таким образом, по словам Корбена, медитация на цветок делает возможным явление практику потусторонних божественных существ, которые находятся в его внутреннем архетипическом мире. [27]

Идея воскресения также связана с древнеегипетским образом растительного мира, в котором цветы представляли собой проявления воскресения тела. Древние египтяне специально заворачивали в бинты для мумий зёрна пшеницы и цветочные луковицы (иногда они клали их в гробницу возле мёртвого тела) и орошали их водой. Если эти зёрна прорастали, это означало, что процесс воскресения мёртвого завершён. Такие «пшеничные мумии» сейчас можно увидеть в каирском музее. Они показывают, что в Древнем Египте проросшая пшеница буквально означала воскресение мёртвых. Этот обычай позволяет нам понять неясное на первый взгляд предложение из приведённого выше текста, в котором говорится, что «пшеница заботливо обвивает их (растения или руды)». В данном контексте растения также отождествляются с завёрнутым в пшенично-льняные бинты телом покойного.

Рис. 5: «Растительное воскресение», символизируемое цветущим лотосом, из которого возникает голова воскресающего покойного.

Согласно тексту Комариоса, в момент воскресения растения «расцветают». Цветы представляют собой широко распространённый архетипический символ посмертного существования или воскресшего тела. В осирийских мистериях [28] «растительное воскресение» происходило в четыре часа дня (оно следовало вскоре после «животного воскресения», которое сопровождалось обрядом возрождения, т.е. самообновления покойного). Затем, в шесть часов, покойного принимала небесная богиня Нуит, которая вновь превращала его в ребёнка. [29] Таким образом, растительная форма представляла собой необходимый этап воскресения умершего, после прохождения которого покойный говорил: «Я чувствую себя чистым цветком лотоса, который возродился из света сияния носа Ра. Я – чистый цветок, который только что вырос в поле». [30] Или он говорил Осирису: «Я – корни и растения западного горизонта. … О, Осирис, позволь мне спастись, как спасся ты сам». [31] Или: «Я вернулся к своей первобытной форме и вновь появился на свет как Хепри (скарабей). Я вырос, как растение». [32]

На Дальнем Востоке Золотой Цветок символизирует Самость человека или вечное в нём. Предполагается, что Будда однажды дал своим ученикам молчаливую (бессловесную) проповедь, в процессе которой он показал им жёлтый цветок (или, согласной другой версии, белый лотос). Эту проповедь понял лишь один из его учеников, Кашьяпа, который ответил на неё мудрой улыбкой. [33] В данном контексте цветок символизирует свет. В «Учении о Чистой Земле» цветок (белый лотос) символически указывает на человека, который запутался и потерялся в иллюзорной жизни, но, тем не менее, имеет потенциал к «жизни в Боге», в вечном свете или в Амита Будде (в «безграничном свете»). В даосском китайском тексте «Тайна Золотого цветка» эта возможность описывается как пробуждение к «новому бытию», достигаемому в медитации через переход от тёмных глубин внутреннего мира к безмолвию. [34] Именно этот опыт Юнг называл опытом Самости. В то же время этот опыт также представляет собой бессмертие, которое начинается уже в нашей обычной жизни. [35] «Корни лотоса символизируют тело, его цветы – дух. Цветок разворачивается к небу, а его корни остаются в болоте». [36] Золотой цветок представляет собой объединение с «некой творческой силой» [37] и бессмертное бытие [38]. Таким образом, вечное тело или тело дхармы может быть кристаллизовано (сохранено – прим. переводчика). [39]

В современном Непале в процессе кремации по-прежнему используются цветы и зёрна риса. Во время праздника мёртвых жители Непала изготовляют гирлянды из бархатцев (жёлтых цветов), которые впоследствии пускаются по священной реке с целью создания моста, ведущего в потусторонний мир. Кроме того, в данной культуре особую ритуальную роль играет так называемый цветок туласи. Умершего обычно поят настойкой этого цветка, а на его язык кладут листья туласи. Когда умирает человек, принадлежащий к касте воинов, перед его телом помещают цветы туласи, а измельчённые корни этого растения кладут на язык, уши и верхнюю часть головы покойного. Затем он омывается водами Ганга, и над ним три раза произносится название цветов туласи. Посредством этих ритуалов его душа получает возможность достичь неба. Кроме того, согласно представлениям данной традиции, после смерти душа всё ещё может посещать живых людей, спускаясь на украшенный цветами туласи домашний алтарь. [40] Оранжево-жёлтые бархатцы также использовались индейцами Гватемалы как символ Дня Всех Святых; у этих народов цветы символизировали солнце, свет и жизнь. [41]

Западная культура не отличается столь высоко дифференцированными взглядами на природу души цветов, как восточная, однако идея цветка часто присутствует и на западе в качестве архетипического мотива. Например, в цыганской сказке «Вампир» [42] прекрасную и невинную девушку преследует похожий на вампира демон. В конце концов, несмотря на её тщетные попытки скрыться, демон убивает её. На её могиле вырастает излучающий свет цветок. Проезжая мимо, сын императора срывает цветок и приносит его в свою комнату. Ночью из цветка появляется девушка и ложится спать с принцем; днём она вновь превращается в цветок. Эти ночные приключения изматывают принца до тех пор, пока его родители не разгадывают тайну и не решают поймать девчонку. В конце концов, принц всё-таки соединился со своей любимой, и она родила ему золотого мальчика с двумя яблоками в руках. Через некоторое время возвращается вампир и убивает ребёнка. Девушка предупреждает демона, что «он может очень плохо умереть», после чего он внезапно взрывается. Она вырывает его сердце из тела и возвращает к жизни своего ребёнка.

Как и в восточном мистицизме, цветок здесь представляет собой символ абсолютной внутренней непоколебимости жизни, которая переживает смерть. Золотой мальчик, которого рожает героиня, символизирует человеческий и уязвимый для демона образ Самости. Только благодаря храбрости героине в конечном итоге удаётся покорить разрушительную силу.

Мотив существования в качестве выросшего на могиле цветка также весьма распространён в легендах. Например, в швейцарском фольклоре есть история попытки построения храма в честь священника в 1430 году в Хилдисридене. В это же время на месте захоронения священника из земли проросла лилия так, как будто бы она выросла из его сердца. Позже эта история была рассказана неподалёку от места погребения герцога Леопольда, и в ней говорилось, что лилия выросла из его сердца.

Рис. 6: Ритуал Майя, сопровождающий души усопших в путешествии к перерождению. Этот процесс осуществлялся при помощи птицы Ноан (в центре), со словами «живое зерно». Справа бог с длинными зерновыми колосьями.

У швейцарского святого Николая из Флюэ однажды, во время глубокой молитвы, было видение, в котором он увидел «белую лилию, источающую чудесный и уходящий в небеса аромат весны». (В то же время он вспомнил о своих животных, и том, как его любимая лошадь поедала лилию.) Очевидно, в данном случае лилия является едва уловимым образом анимы (чистой души) Николая, которая стремится к небесам. [43]

Кроме того, цветок символизирует образ души, которая хочет освободиться от грубого материального тела; в некоторых случаях он представляет собой жизнь души в загробном мире. [44]

В культуре майя растения также тесно связаны с культом мёртвых. [45] К сожалению, расшифровка письменности майя всё ещё характеризуется отсутствием полной ясности; однако я могла бы отметить несколько главных черт данной культуры.

Майя практиковали ритуал, проводящий души усопших в загробный мир с момента их смерти и до возрождения. «Души покойных имели тесную связь с жизнью растений (в особенности, кукурузы). Они также способствовали возрождению растений». [46] Тем не менее, не все принимали участие в данной инициации. Некоторые исчезали в мрачном Миктлане и больше не возвращались. Однако павшие в бою воины и умершие при родах женщины попадали на небеса, и до наступления вечера солнце сопровождало их в этом путешествии. После этого они возвращались обратно на землю как бабочки или колибри. Первое время после смерти покойный пребывал в состоянии смятения, но затем священник помогал ему вновь «проснуться» и активизироваться. Он потерял своё старое тело, но его внутреннему зрению или душе открывалась возможность выбрать беременную женщину, родившись у которой, он мог бы вернуться к жизни. [47] Символом такого перерождения является полный праха сосуд (!) или небольшая кость, из которой вырастают два или три листа. [48] Птица по имени Ноан помогала мёртвым переродиться, произнося фразу «живое зерно». [49] Пол Арнольд, редактор Книги Мёртвых Майя, указывает на тесное сходство данных идей с идеями древних китайцев.

По всей видимости, китайцы хоронили мёртвых за северной стороной дома, где хранилось зерно для предстоящего посева. [50] Первоначально они полагали, что мёртвые жили в протекающих под домом грунтовых водах, рядом с Жёлтой Рощей, которая являлась конечным пунктом путешествия мёртвых. Оттуда умершие вновь возвращались к жизни. [51] Марсель Гране сообщает нам следующее:

Желтая Роща образовывала землю мёртвых, которая также являлась хранилищем жизни. Китайцы полагали, что все янские энергии располагались в глубинах севера Жёлтой Рощи (глубины представляли собой инь), переживали зиму (инь) и окружались энергиями Инь (водой). Там они копили свою силу и готовились к тому, чтобы прорваться вновь. [52]

Во время зимнего солнцестояния они начинали прорастать вновь. Позже китайцы переместили захоронения в северную область городов. Север связывался ими со временем зимнего отдыха и фестивалем памяти мёртвых. Участники этого фестиваля надевали на себя маски животных и представлялись духами мёртвых. Народ отправлялся к местам захоронения, чтобы навестить покойных. [53] Также, они проводили церемониальное пиршество, на которое были приглашены духи предков. [54] Данный праздник проводился после вспахивания полей и нового посева. [55] На него также приходилось время свадеб и засеивания новой жизни.

Китайцы верили, что их предки возвращаются к жизни через своих потомков, но не в качестве идентичных им людей, а в качестве своей внутренней жизненной сущности, которая являлась семейной. [56] Следовательно, у китайцев существовала мистическая аналогия между погружаемыми в землю для зимнего отдыха покойными и лежащим на северной стороне дома зерном, которое весной вновь пробуждается к жизни. На западе, в районе Средиземного моря, в особенности в конце микенского времени, мёртвых также часто хоронили в так называемых пифосах, т.е. глиняных сосудах для хранения зерна. Весеннее засевание и пробуждение к жизни зерна символически сравнивалось с возрождением мёртвых в потустороннем мире. [57]

В литературе мы постоянно встречаем взаимосвязь между «богами растений» и символикой воскресения: Осирис, Аттис, Таммуз и другие боги символизировали смерть и начало возрождения растительной жизни. Но с психологической точки зрения это неверно. Растения воспринимались жителями сельских культур в своём конкретном аспекте, который не был исключительно мистическим и священным, но представлял собой неотъемлемую часть их жизни. В культе мёртвых растения служили им как символ чего-то неизвестного, психологического или в качестве архетипических символов, которые тесно переплетались с другими мифическими образами. Растения символизировали психическую тайну смерти и воскресения. Кроме того, следует иметь в виду, что в действительности все растения характеризуются тем, что они прорастают непосредственно из так называемой мёртвой, неорганической материи с помощью света, воздуха, воды и земли. По этой причине они являются одним из наиболее удачных символов чуда, которое происходит, когда из «мёртвых» и грубых субстанций возникает новая жизнь. Мёртвое тело человека также состоит только из неорганической материи и (для тех, кто в это верит) жизненной «формы», которая может возродиться вновь, как указывают образы растений.

Символ единичного цветка имеет особое значение, которое отлично от символизма деревьев, трав и цветочных букетов. Как правило, по форме цветы напоминают мандалу (золотой цветок Будды!), что делает их особенно подходящими для отражения символа Самости. Таким образом, связанные с цветком мифы наталкивают на предположение о том, что в цветке располагается Самость или происходит построение нового и по форме сходного с мандалой тела, которое извлекает из мёртвого тела свою «жизненную сущность».

Принятые в нашей культуре богатые цветочные подношения во время похорон, безусловно, символизируют не только сочувствие по отношению к умершему, но и бессознательную «магию воскресения», т.е. возрождение усопших в новой жизни. Мандала в форме цветочного венка также представляет собой данный символ.

Проявления цветка в качестве символа загробного «тела» как прочной обители души были печально обнаружены мной в процессе активного воображения пятидесятичетырёхлетней женщины, которая была моим другом и анализандом. Её настигла внезапная смерть. Как известно, активное воображение представляет собой одну из форм преподаваемой Юнгом медитации, в процессе которой человек контактирует со своими внутренними воображаемыми фигурами. В процессе активного воображения упомянутая мной женщина контактировала со священным человеком-медведем. Обыватель может представить его как своего рода внутреннего гуру. За месяц до своей смерти она написала следующее:

Продолжение главы >>